Академик В. Р. Вильямс

Академик Василий Робертович Вильямс родился 27 сентября 1863 года в Москве в семье американского инженера, приехавшего в Россию строить Николаевскую (ныне Октябрьскую) железную дорогу. Роберт Васильевич и его жена Елена Федоровна-бывшая крепостная крестьянка-дали детям хорошее воспитание. Первоначальное образование по обыкновению того времени они получили дома. В их воспитании гармонично слились высокая многогранная культура, исходившая от отца; душевность, любовь к труду и глубокое понимание крестьянской жизни, исходившие от матери и бабушки. Но недолго эта семья оставалась благополучной.

В 1876 году умер отец. Елена Федоровна должна была одна растить семерых детей. Старшему из трех сыновей, Василию, исполнилось тринадцать. Оставались кое-какие средства. Но они быстро таяли. Пришлось продать дом в Петровско-Разумовском и снять квартиру в Москве.

Елена Федоровна изо всех сил стремилась дать детям образование. Василия удалось хорошо подготовить сразу в четвертый класс реального училища, где уже в юные годы он проявил большую любовь и способность к естественным наукам.

В Петровскую земледельческую и лесную академию Вильямс поступил в 1893 году, вполне сознательно избрав себе профессию агронома. Он испытал на себе все тяготы жизни студента из небогатой семьи: репетиторство, недоедание, переходы пешком из Москвы в академию и обратно.

Научная деятельность Вильямса началась в студенческие годы. Профессор А. А. Фадеев, читавший в то время почвоведение и земледелие, предложил ему, студенту 3 курса, работу ассистента. Одновременно по поручению Фадеева он тогда же начал организацию опытного поля. Студентом последнего курса Вильямс совершил первую свою научную экспедицию для изучения почв Мамадышского уезда Казанской губернии и в год окончания академии (1888) опубликовал результаты обследования. Вся эта работа и послужила А. А. Фадееву основанием рекомендовать Вильямса для подготовки к профессорскому званию.

Дальше жизнь Василия Робертовича складывалась по традициям конца 19 столетия. Профессоров для русских учебных заведений готовили за границей. Вначале Василий Робертович совершает ряд поездок по России, изучая природу и сельское хозяйство страны, затем «стипендиатом высшего оклада» едет за границу для продолжения образования.

Научные вкусы его за годы стажировки (1889-1891) формировались под воздействием известных ученых. В Париже он работает под руководством Луи Пастера и здесь начинает изучать микробиологию почв; слушает лекции Шлезинга по химии почв, занимается в национальной агрономической библиотеке, изучая историю агрономии и агрокультуры. Затем, переехав в Германию, работает в Мюнхенской лаборатории основателя физики почв-Мартина Эвальда Вольни.

Пастер пробуждает в нем биолога почв, Вольни внушает Вильямсу свои идеи физических методов воздействия на почву.

Ничто в юности не проходит бесследно. Занятия историей сельского хозяйства также оставили в нем навсегда глубокое понимание той истины, что без знания прошлого агрономии нельзя строить ее настоящее, нельзя видеть будущее. Вопросам истории он всегда будет посвящать многие страницы в своих курсах общего земледелия.

Возвратившись из-за границы, Вильямс становится преподавателем Петровской академии и читает свой первый самостоятельный курс «Факторы жизни сельскохозяйственных растений».

Еще у Вольни Василий Робертович начал работать над методами механического анализа почв и, вернувшись в академию, оформляет эти материалы в виде магистерской диссертации. Конечно, неправильно было бы назвать эти методы совершенно новыми. Они были разработаны на основе методов А. А. Фадеева, но Василию Робертовичу удалось значительно упростить их и повысить точность. Совершенствованием механического анализа почв он занимался потом десятки лет. Магистерская диссертация, которую Вильямс 31 января 1894 года «осмелился предложить вниманию интересующихся этим вопросом», представляла собой лишь «небольшую,-как сам он определял,-часть исследований над глиной и механическим анализом почв». Заметим, однако, что по признанию швейцарского ученого Г. Вигнера, именно эти ранние работы Василия Робертовича создали ему международную известность.

Перед защитой магистерской диссертации Вильямс произнес вступительную речь. Он говорил «о трудности подобных исследований, о той страшной затрате сил, энергии, терпения и времени, которых требует изучение таких сложных веществ и запутанных явлений» и задался вопросом, нужны ли эти траты.

«Нужны ли физиологическая химия, анатомия и гистология для изучения и развития физиологии?-спрашивает он.-Нужны! Никто в этом не сомневался. Нужны, чтобы расчленить, разобрать на части, изучить и проанализировать ряд более простых, более элементарных частей и явлений, из которых слагается явление жизни и развитие сложного живого организма и сам живой организм.

А разве почва не такой же организм, разве можно назвать в строгом смысле мертвой эту сложную комбинацию минеральных и органических веществ, в которой никогда ни на минуту нет состояния покоя, которая насквозь проникнута жизнью и живыми существами, которая сама дает жизнь и в которой состояние покоя и неподвижности есть состояние смерти». Так уже в самом начале научной деятельности Вильямс дает свое определение почвы как живого организма, а механический анализ определяет как анатомию почвы.

Существует много рассказов о том, как проходила защита этой диссертации, с каким единодушием была одобрена работа Вильямса. Может быть, биографы Василия Робертовича не останавливались бы с такой тщательностью на этой, хотя и действительно незаурядной, защите, если бы день 31 января 1894 года (эту дату мы упоминаем вторично) не вошел одной из позорных страниц в историю царского самодержавия. Как только окончилась защита диссертации, директор академии предложил присутствующим встать и торжественно произнес: «По высочайшему повелению объявляю Петровскую земледельческую и лесную академию закрытой». Революционно настроенная Петровка давно не давала покоя царскому правительству, и вот «выход» был найден. Студенты распущены. Профессорский состав-тоже. Вильямса оставили в опустевшей академии хранителем имущества.

Вскоре, однако, на месте закрытой Петровской академии открылся Московский сельскохозяйственный институт. Соглашаясь на эту уступку, правительство надеялось, что если изменить название и устав крамольного учебного заведения, если не допустить больше в среду молодежи К. А. Тимирязева и других свободомыслящих профессоров, то демократический дух в Петровско-Разумовском будет искоренен. Но процессы, происходившие в обществе накануне первой русской революции, были уже слишком глубоки и серьезны, чтобы можно было их приостановить.

В. Р. Вильямс получает в новом институте кафедру почвоведения и общего земледелия; Д. Н. Прянишников-кафедру агрохимии и частного земледелия; А. Ф. Фортунатов-кафедру сельскохозяйственной статистики и экономики. Вокруг этих трех крупных ученых начинают группироваться преподаватели и студенты,, начинают формироваться новые научные школы. Традиции «старой Петровки» в новом институте свято хранились.

Проходит совсем немного времени и Василий Робертович становится одним из любимейших профессоров института. К концу 900-х годов это был уже крупный знаток сельского хозяйства не только России, но и многих стран мира. Францию и Германию он исколесил в годы стажировки. Работа на Чикагской всемирной выставке в 1893 году дала ему возможность изучить сельское хозяйство североамериканского континента.

В 1895 году Вильямс начинает читать свой систематический курс почвоведения и общего земледелия. Популярность его лекций росла год от года. Вот как описывает эти лекции академик Н. И. Вавилов, которому довелось слушать их студентом:

«Блестящие философские лекции по агрономии сразу вскрывали значительность предмета. Огромная эрудиция Василия Робертовича, практическое знание всех сторон сельского хозяйства, широкий кругозор натуралиста как в вопросах биологии, так и геологии, замечательные экскурсии по почвоведению-все это неизгладимо, на многие годы запечатлелось у многих учеников Василия Робертовича. Каждая лекция Василия Робертовича Вильямса-нечто целое, большое, своего рода симфония, полная богатым содержанием, широкими обобщениями и в то же время конкретностью. Курсы почвоведения и земледелия В. Р. Вильямса, в которых подытожены основные выводы его учения, совершенно оригинальны, они представляют собой философию агрономии. В них не найдешь обычных трафаретных фактов, за этим надо идти к другим руководствам. Здесь нет неизбежных в других руководствах ссылок на бесконечное число опытов исследовательских учреждений. Это широкие естественноисторические трактаты, посвященные проблемам восстановления плодородия почв, обоснованию системы земледелия, севооборотов с подчиненными ей системами обработки и удобрений».

Уже в молодости Вильямс отличался от всех своих современников ученых агрономов даром широких обобщений и склонностью к гипотетическим, порою парадоксальным построениям. Но было бы неправильно представлять себе его каким-то абстрактным теоретиком, далеким от знания и запросов жизни.

Да, он был мыслителем большого масштаба, но исследования, результаты которых легли в основу биологического почвоведения, он проводил на Люблинских полях орошения. Его работы по очистке сточных вод Москвы и их сельскохозяйственному использованию-это поразительный труд. Не ознакомившись с ними, нельзя понять до конца личность Вильямса.

Василий Робертович был организатором Люблинских полей орошения и с 1887 по 1912 год руководил здесь отделом сельского хозяйства. Прежде чем взяться за организацию такого сложного и специфического хозяйства, молодой ученый отправляется в страны Западной Европы, осматривает и потом с ювелирной точностью, не упуская ни единой подробности, описывает систему канализации Кенигсберга, Данцига, Бреславля, Берлина, Парижа, Оксфорда, Лондона и других городов, публикует «Материалы к решению вопроса об организации полей орошения г. Москвы». Пятьсот страниц типографского текста.

В течении полутора десятка лет, осуществляя важное практическое дело, Вильямс пользуется полями орошения как лабораторией для изучения биологии почв.

Да, теорию единого почвообразовательного процесса разработал философ. Но для изучения органического вещества почвы он избрал один из тяжелейших в науке лизиметрический метод.

Представим себе десять огромных кубических бетонных ящиков емкостью каждый в несколько тонн, врытых в землю, наполненных почвой и материнской породой из различных зон страны. Представим себе, что в ящиках посеяна, посажена и выращена соответствующая зоне растительность. Это необходимо потому, что «характер растительных формаций, развивающихся на поверхности почвы, и направление биологических процессов, совершающихся в недрах ее, вот два основных фактора, обусловливающих собою характер почвы».

Дальше-почва в лизиметрах начинает жить своей почти естественной жизнью. А теперь представим себе, что в длинный коридор0погреб, облицованный цементом, из лизиметров через отверстия стекает почвенный раствор. Его собирают постоянно (в течении четырнадцати лет!) суточными порциями в особые бутыли, а затем исследуют в лаборатории. Вся жидкость, доставляемая лизиметрами, измеряется, фильтруется через бактериальный фильтр, отдельный для каждого лизиметра. Затем все выпаривается на водяных банях в фарфоровых чашках. Осадок с чашек отделяется и высушивается до постоянного веса с точностью до 0,001 грамма. После высушивания осадки соединяются, их растворяют в воде и подвергают дробной кристаллизации.

Я нарочно привожу это, может быть, слишком специальное описание, чтобы показать, какая работа проводилась каждый день. Много лет. Чтобы показать, как формировались «абстрактные» идеи.

Вильямс выделил из почвенного раствора три кислоты: ульминовую, гуминовую и креновую. Эти три кислоты всегда связаны с тремя типами разложения природного органического вещества-анаэробным, аэробным и грибным. Таким образом, Вильямс получил результат, из которого следовал вывод о том, что перегнойные кислоты есть продукт синтеза, происходящего в процессе жизнедеятельности микроорганизмов в почве.

Лизиметры помогли Вильямсу выяснить многие вопросы, связанные с почвообразованием. Потому что именно органические вещества, возникающие в почве под влиянием микробиологических процессов, в ней совершающихся, и придают ей тот характер и свойства, которые присущи четырем основным типам почв-северно-дерновым, черноземным, подзолистым, степным.

Способность к абстрактному мышлению, столь редкая в людях и такая ценная, никогда не отрывала Вильямса от земли и ее потребностей, любую научную идею он всегда связывал с практическими задачами земледелия. Именно благодаря этой особенности мышления Вильямса по его инициативе и при его участии начали свое существование несколько важных для сельского хозяйства России учреждений.

В 1895 году Василий Робертович закладывает в Закавказье (Чакви) первые в нашей стране чайные плантации. Он тщательно исследовал красноземы и обосновал возможность производства чая в России. Теперь там Всесоюзный институт чая и субтропических культур.

В 1896 году Вильямс создает при кафедре испытательную станцию семян, почв и удобрений. Работа выполнялась по частным заказам. Но станция послужила прообразом контрольно-семенных и агрохимических лабораторий, действующих теперь по всей стране.

Василий Робертович Вильямс положил начало научно организованному селекционному делу в России. В 1902 году он организует в России селекционную станцию, руководителем которой становится его ассистент Д. Л. Рудзинский.

В 1904 году он создает богатейшую по тому времени коллекцию злаковых и бобовых трав, питомник, который долгое время служил природной лабораторией для разработки проблем луговодства.

В 1914 году Вильямс открывает под Москвой институт луговодства. Теперь это Всесоюзный институт кормов имени В. Р. Вильямса.

Не довольно ли примеров, чтобы охарактеризовать Вильямса как деятеля практического склада, как агронома, работающего в области практического земледелия? «Нет прикладной науки,-говорил Василий Робертович,-а есть только приложение научных выводов для практики».

К 1905 году Василий Робертович приобретает репутацию человека, близкого к студенческим революционным кругам. Не на словах, а на деле проявлял он свою демократическую настроенность. Он покровительствовал различным обществам и собраниям, помогал студентам материально. В 1906 году Василия Робертовича избирают директором Московского сельскохозяйственного института. Пользуясь своим официальным положением, Вильямс провел ряд демократических реформ в институте. Все это было не легко в годы, последовавшие за первой русской революцией, и небезопасно. Но как говорили потом не без гордости, в период директорства Вильямса «нога полицейского не переступала порог Петровки». В лаборатории почвоведения учитель говорил с учениками на нескольких европейских языках, но он был прост и понятен любому крестьянину.

Есть фотография, помеченная 1905 годом: профессор Вильямс среди крестьян бывшей Псковской губернии. Снимались по старинному, чинно. Вильямс только что закончил обследование крестьянских полей Островского уезда. Сюда ему было предписано выехать «для решения вопроса, представляет ли лен, выросший у крестьян этого уезда из семян, выданных им в ссуду земской управой, долгунец или кудряш».

Вчитываясь в текст этой старой экспертизы Вильямса, убеждаешься, что ученый не пожалел ни сил, ни времени и провел здесь самое настоящее научное исследование. Он хотел быть объективным и в то же время не мог позволить себе резкого тона в адрес земского начальства. Язык его заключения в высшей степени деликатен и выражен в таком стиле: «Результаты поездки можно выразить только в форме впечатления, которое, по существу, мало чем отличается от мнения крестьян о качестве льна, выросшего из семян управы». Или: «Подобная смесь столь различного происхождения и столь различного направления представляет одну из грубейших ошибок, которая может быть допущена при торговле семенным товаром, и совершенно обесценивает партию, как семенной материал».

Была и другая интересная экспертиза. Это дело о заражении крестьянских клеверных полей повиликой.

Снова по жалобе крестьян Василий Робертович тщательно осматривает поля одиннадцати деревень Можайского уезда Московской губернии, лежащих в окрестностях Порецкой экономии графа Уварова; собирает образцы, проводит все необходимые анализы семян и почв; и на этот раз опять выступает в защиту крестьян. В его заключении, адресованном департаменту земледелия, содержится прямое обвинение; из экономии графа Уварова крестьянам распродаются семена клевера, наполовину засоренные люцерновыми высевками и сорными семенами. Ботанический анализ только одного образца, сделанный в присутствии графа Уварова, обнаружил примесь сорных семян пятидесяти семи видов!

Что оставалось делать Вильямсу?

«Выводы из этого отчета об осмотре крестьянских клеверных полей в окрестностях Порецкой экономии настолько печальны и настолько очевидны,-снова деликатно пишет он,-что я позволю себе отклонить тяжелую обязанность сводки их формулировки».

Но он не может удержаться, чтобы вслед за этими словами не сделать все таки своего заключения:

«Разве не страшно такое разочарование в самом начале дела, когда крестьянин вместо клеверного сена получает ни на что не годную траву, которую и скот не ест? Разве не способно это надолго отбить охоту к нововведениям у нашего крестьянина? И разве не святая обязанность нашего Министерства земледелия прийти немедля на помощь и показать, что не граблями, которыми крестьяне выдирают повилику из своего клевера, надо бороться с этим злом, а строгим законодательным контролем за семенной торговлей и суровой карой недобросовестных торговцев, пользующихся неведением своих покупателей-нищих?».

Таков был к 1906 году профессор Вильямс, избранный директором Московского сельскохозяйственного института.

Директорство, однако, вскоре пришлось оставить. Та демократизация академии, которую Василий Робертович проводил, оказалась не под силу даже ему, человеку, обладавшему могучим здоровьем. Вильямсу было сорок пять лет, когда в 1908 году кровоизлияние в мозг и частичный паралич надолго вывели его из активной жизни. Постепенно преодолевая болезнь, Василий Робертович возвращался к своим прежним занятиям.

Как теоретик Вильямс работал в двух основных направлениях. В области почвоведения он разрабатывал теорию единого почвообразовательного процесса,  в области агрономии-травопольную систему земледелия.

По поводу этих теорий существует несколько различных точек зрения.

Теории Вильямса еще при его жизни и потом в разное время подвергались критике в научной среде. Но даже если бы мы решили вдаваться в детали этой критики, то вряд ли возможно было бы отделить невольные ошибки большого ученого-мыслителя от вины его слишком ретивых последователей или оппонентов. Агрономия может пользоваться методами точных наук, но сама она не может стать точной наукой, так как имеет дело с живыми организмами и с величайшим разнообразием явлений. Увлечения и преувеличения всегда были свойственны агрономии. «Земледельческая наука,-писал об этом Вильямс,-постоянно в своем развитии бросалась из одной крайности в другую, и чем размахи этих колебаний были больше, тем труднее ей было остановиться на середине между крайностями, и она разрабатывала лишь части вопроса, не будучи в состоянии охватить его вполне».

Впрочем, сам Вильямс был натурой увлекающейся, часто не замечал, как затягивался в сети этой односторонне увлеченности, бывал нетерпим к направлениям иного толка, но это не мешало ему надеяться, что, внимательно изучая крайности и колебания, «может быть удастся подметить тот истинный путь, которым должно следовать научное земледелие».

Мы должны составит себе представление о содержании творческого вклада Василия Робертовича Вильямса в почвоведение и земледелие. Прежде всего-он синтезировал докучаевское генетическое почвоведение и костычевское почвоведение агрономическое.

В. В. Докучаев-основоположник науки о почве-провел первые фундаментальные работы, касающиеся происхождения и развития наших почв. Без этих работ не могло быть сделано ни одного следующего шага. У истоков новой науки стоял и Н. М. Сибирцев, автор первого в России систематического курса «Почвоведение» и оригинальной естественноисторической классификации почв. Другой основатель отечественного почвоведения П. А. Костычев не склонен был придавать работам докучаевской школы такого решающего значения. Его интересовал генезис только распаханной почвы. Почва была для него лишь плодородным слоем, способным давать урожай. Вильямс, мы знаем уже, стажировался у Пастера и Вольни. Но в те же годы он внимательно следил за развитием почвоведения в России, воспринимая идеи и генетического, и агрономического почвоведения, как говорится, из первых рук. И хотя его считали учеником Вольни, он писал в предисловии к своему «Почвоведению» в 1914 году:

«Я старался подойти к изучению почвы с точки зрения, впервые зародившейся под влиянием профессора Василия Васильевича Докучаева, и получившей свое полное обоснование у его ученика и общего учителя всех русских почвоведов, профессора Николая Михайловича Сибирцева».

В. Р. Вильямс начал работать в почвоведении как раз в те годы, когда Докучаев, Сибирцев и Костычев закончили свой жизненный путь. Ему суждено было сделать в развитии почвоведения следующий шаг.

В учении о почве, которое развивал Вильямс, органично слились идеи генетического почвоведения Докучаева и агрономического, биологического почвоведения Костычева.

Теорию почвообразовательного процесса Вильямс впервые изложил в своем курсе «Почвоведения» в 1914 году. Затем этот труд совершенствовался и издавался много раз. Текст последнего прижизненного издания под названием «Почвоведение. Земледелие с основами почвоведения» полностью вошел в 6 том 12-ти томного собрания сочинений Вильямса.

Вавилов был прав-иначе как трактором это произведение назвать нельзя. Постепенно, шаг за шагом, развертывает Вильямс захватывающую картину грандиозных по масштабу процессов образования и жизни наших почв. Вслед за общей схемой единого почвообразовательного процесса он всесторонне раскрывает особенности каждого отдельного его периода-подзолистого, дернового, степного… Все существующие почвы представляют собой стадии этого единого процесса, развивающегося во времени и пространстве.

Люблинские поля орошения, лизиметрические исследования-весь огромный личный экспериментальный материал он пропускает через фильтры абстрактного теоретического мышления и делает главный вывод: ведущая роль в почвообразовании принадлежит биологическим факторам. Основа почвообразовательного процесса в единстве развития неорганической и органической природы.

«Это огромное полотно крупного мастера-писал о теории Вильямса академик А. Н. Соколовский,-набросанное широким взмахом талантливой кисти. Поэтому неправы те, кто подходит к нему с лупой в руках и сосредотачивает свое внимание на отдельных деталях, то возводя их чуть ли не в догмат, то на основании их критики, отбрасывая всю концепцию в целом».

Уже не раз замечено, что в рассказах о выдающихся деятелях науки часто ускользает одна очень важная сторона-это огромная по своей емкости физическая работа и умственная напряженность. Я ставлю на первое место «физическая», потому что, помимо умственного напряжения, на которое добровольно обрекает себя ученый, работа естествоиспытателя всегда связана с ежедневными экспериментами, которые требуют от человека безусловной физической выносливости. Почти любая биография крупного ученого наводит на мысль: то, что делал он один, под силу только целому институту. Думаешь об этом даже тогда, когда мысленно охватываешь первый, дооктябрьский период работы Вильямса, хотя и второй период, после Октября, когда Василий Робертович был уже нездоров, производит еще более внушительное впечатление. После кровоизлияния он так никогда и не стал вполне здоровым человеком. Он с трудом передвигался, речь его была затруднена. Если добавить к этому, что на протяжении многих лет была прикована к постели жена, Мария Александровна, что тяжело болела дочь, то эта вторая, творчески наиболее продуктивная половина жизни Василия Робертовича вызывает особое удивление. Конечно, не все и не всегда так мрачно было в личной жизни, как здесь описано. Два его сына-Василий и Николай стали профессорами Петровской академии. После смерти Марии Александровны, в конце 20-х годов, женой Василия Робертовича стала Ксения Ильинична Голенкина, его ближайшая помощница по лизиметрическим исследованиям. Во всех делах Вильямса она была ему преданным другом. Откуда же все таки он черпал силы для такой активной работы?

          Теперь, когда мы знаем о демократическом складе ума и характере Василия Робертовича, уместно предположить, что эти силы давал ему всеобщий революционный подъем первых послеоктябрьских десятилетий. Не все профессора академии могли сразу понять сущность пролетарского характера Октябрьской революции. Некоторые из них отнеслись к революции если не враждебно, то во всяком случае настороженно. Видели в ней какую-то стихию, от которой надо быть подальше, в стороне. Были и такие преподаватели, которые не захотели работать в новых условиях. В трудном положении оказались студенты, когда предстояло организовать учебный процесс, Вильямс без колебаний встал на их сторону. В те годы для людей его круга это было безусловно нравственным подвигом.

          Надо было готовить новые агрономические кадры. В институт пришла пролетарская молодежь, не имеющая не только гимназического, но иногда даже начального образования. И Вильямс организует в «Петровке» первый рабочий факультет, или, как тогда говорили, «рабфак». Он участвует и в создании Красного факультета, специализированного по новой сельскохозяйственной экономике и политике.

          В сложной обстановке первых лет революции среди тех, кто мог бы возглавить жизнь и работу советской сельскохозяйственной академии, Василий Робертович оказался наиболее подходящим человеком. В 1922 году его избирают ректором, а в следующем, 1923 году академии присваивается имя К. А. Тимирязева.

Второе ректорство Василия Робертовича длилось до 1925 года. По состоянию здоровья ему трудно было совмещать научную, административную и организаторскую работу. Да если бы только одно ректорство! Он читал курс лекций, продолжал экспериментальные исследования, и, что самое главное, активно включился в дела социалистического преобразования сельского хозяйства. Эти годы, когда с такими трудностями нащупывались пути развития коллективного сельского хозяйства, были годами самой продуктивной литературной и общественной деятельности Вильямса. Так, например, в 1924 году по заданию Госплана он составил записку, озаглавленную «Организация сельского хозяйства в социалистическом государстве». Просто трудно поверить, что этот документ создан не специальной комиссией, а одним, при том не очень здоровым человеком, занятым своими ежедневными многочисленными обязанностями.

Василий Робертович был в числе наиболее авторитетных консультантов первого нашего Госплана. Насколько велик был авторитет Вильямса в те годы, можно судить по словам академика Г. М. Кржижановского, сказанным в речи на юбилее Василия Робертовича в 1934 году: «Положение вынуждало нас обращаться с различными запросами к целому ряду наших крупнейших знатоков сельского хозяйства,-рассказывает первый руководитель Госплана,-встреча с Василием Робертовичем была для нас сугубо решающей».

Государству требовался комплексный и вместе с тем конкретный подход к сельскому хозяйству. Вильямс обладал таким подходом.

Агроном-мыслитель, он всегда выделялся среди других специалистов широким диалектическим кругозором. Он умел видеть сельское хозяйство как огромное целое и вместе с тем блестяще знал практические детали своей отрасли.

Вильямс отчетливо представлял себе, что речь идет о разработке социалистической системы земледелия, которую скопировать было негде. С позиций его науки это означало создание наивысшей производительности труда в сельском хозяйстве.

В 1921 году он представил в Госплан свою первую записку с обоснованием травопольной системы земледелия. В этой системе он видел путь к подъему сельского хозяйства.

Здесь мы и подошли к тому второму главному, наряду с почвообразовательным процессом, теоретическому направлению, в котором развивались исследования Вильямса.

Возможно есть люди (особенно среди молодых), которые представляют себе дело так, будто травопольная система земледелия Вильямса всегда встречала одобрение и только в 60-х годах была раскритикована. Нет, у Вильямса было много противников и в те годы, и позднее. В этом нет ничего необычного. Без борьбы противоположных тенденций в науке не добывается ни одна истина.

Даже в науке о языке возникают острейшие дискуссии по поводу употребления простых русских слов. Что же говорить о науке, обслуживающей производство, «без плодов которого человечество не может обойтись ни одной минуты»!

Обратимся еще раз к речи Г. М. Кржижановского, чтобы лучше представить себе обстановку, возникшей вокруг травопольной системы земледелия в самом начале ее разработки:

«В портфелях ГОЭЛРО и Госплана и до наших дней (1934 год.-М. К.) должны сохраняться работы В. Р. Вильямса, которыми намечается весь путь разворота нашего сельского хозяйства от довоенного примитива до последующих этапов все более совершенной технической и социальной реконструкции. Те оппоненты Вильямса, которые склонны были упрекать его в некотором пристрастии к абстрактностям и схематизму, между прочим, между прочим просто не знают этой работы В. Р. Вильямса, в которой он давал для каждого из районов нашей страны совершенно определенный конкретный севооборот».

Посмотрим, как же сам Вильямс обосновывает травопольную систему земледелия. Все работы Вильямса на эту тему были написаны с 1921 по 1938 год, им отведено 2 тома из 12 в его собрании сочинений. Но мы обратимся к учебнику Василия Робертовича «Земледелие с основами почвоведения». Здесь мы найдем схему его взглядов в самом общем, концентрированном виде.

Итак, вначале Вильямс подробно останавливается на исследованиях П.А. Костычева, который в конце 19 столетия задался целью выяснить, как восстанавливается естественное плодородие выпаханных, заброшенных на 30-40 лет в залеж (перелог) степных черноземных земель. Костычев установил тогда, что в течении этих десятилетий на залежи трижды сменяется дикая растительность: сначала перелог как бы переживает бурьянную стадию развития, затем полынную и, наконец, ковыльную.

Все это оказывается очень важным с точки зрения восстановления прочной комковатой структуры почвы, которая, по мнению Костычева (и Вильямс с ним в этом согласен), имеет решающее значение для плодородия. Излагая результаты работ Костычева, Василий Робертович выделяет в своем учебнике следующие слова: «Почва, дающая ничтожные урожаи, всегда представляет преобладание раздельночастичной, бесструктурной массы, тогда как почва с высокой производительностью всегда отличается высокой прочностью своей совершенной комковатой структуры».

Однако кто же станет ждать столько лет, пока естественным путем восстановится плодородие почв?

Вильямс предлагает другой путь.

Если в результате первой-бурьянной-стадии, как это было точно установлено, масса почвы раздробляется на грубые структурные отдельности, то этот же «результат может быть достигнут целесообразной обработкой почвы».

Если на следующей, также очень длительной, стадии перелог заселяется рыхлокустовыми злаками, то и эта «растянутость может и должна быть в культуре сокращена посевом рыхлокустовых злаков».

Если на третьей стадии структурным элементам почвы придается необходимая прочность и сама почва обогащается элементами зольной пищи растений и азотом глубокоукореняющихся бобовых, то этот же «эффект и в той же мере может быть достигнут в культуре одновременным и совместным посевом рыхлокустовых злаков и многолетних бобовых».

Таковы три основных положения, на которых Вильямс строит травопольную систему земледелия. Это-теория.

Мы знаем, какие мотивы побуждали Вильямса настоятельно пропагандировать травопольную систему земледелия. Эти мотивы были продиктованы целями высшего порядка. Но он был резок в своей пропаганде, уже в самих его формулировках заложена недопустимость возражений:

«Технические основы травопольной системы до очевидности ясны и элементарно просты. Но они должны быть выполнены со всей строгостью, и никакие привходящие рассуждения не могут служить основой для изменения этих требований (подчеркнуто мною.-М.К.).

Но оставим в стороне излишнюю категоричность суждений Вильямса, и теперь, после того как мы показали теоретическую схему травополья, приведем его собственную формулировку технической стороны всей системы:

«Травопольная система земледелия ставит перед собой две задачи:

1. в кратчайший срок восстановить условия плодородия почвы и
2. обеспечить животноводство зеленой кормовой базой.

Многолетняя практика показывает, что разрешить эти задачи в одном севообороте не удается. Поэтому травопольная система земледелия слагается в каждом конкретном предприятии (совхозе, колхозе) из полевого севооборота, обеспечивающего условия плодородия для зерновых хлебов и части технических растений, не страдающих от почвенных вредителей. Другой, кормовой, севооборот (приусадебный, прифермский, лугопастбищный) ставит себе целью удовлетворить в каждом сельскохозяйственном предприятии кормовой базой животноводство, без которого недостижима высшая производительность труда в сельском хозяйстве, одновременно кормовой севооборот создает возможность успешной культуры части технических растений, страдающих от почвенных вредителей».

Обратим внимание на два момента в этой цитате. Первое-его система предусматривала (чего не хотели замечать) не только восстановление структуры почвы путем посева трав, но и обеспечение хозяйства кормами;  и второе-речь ведется о «речь ведется о каждом конкретном хозяйстве».

Мы уже упоминали о луговедении, науке, основы которой в нашей стране разработал В. Р. Вильямс. Все это было тесно связано-почвообразовательный процесс, травопольная система земледелия, восстановление почвенного плодородия посевами многолетних трав, луговедение как наука и луговодство как техника. Вильямс рассматривал луговодство как естественную группировку растений, генетически связанную с почвами, на которых луг поселяется. С момента своего возникновения луг проходит определенный цикл развития. Он рождается, развивается, достигает полной силы, стареет и умирает как любой отдельный организм. Со всей тщательностью изучив цикл развития луговой растительной формации, Вильямс по-новому определил хозяйственное значение луговой культуры и разработал ее технику. Он строго разграничивал требования к травам для полевого травосеяния и для луговой культуры. В полевом травосеянии главное, по Вильямсу, не кормодобывание, а восстановление структуры почвы. В луговом хозяйстве главное-добывание корма.

Стремился ли он к шаблонному насаждению травопольного севооборота? Нет и нет! Он даже любил больше слово «правильный», а не «травопольный» севооборот, постоянно повторяя, что севооборот должен разрабатываться не в Москве, и даже не в крае и не в области, а в районе-и для каждого (!) хозяйства отдельно. «Севооборот колхоза,-писал он,-должны разрабатывать сами колхозники, колхозный актив с помощью агрономов и землеустроителей и приниматься севооборот должен общим собранием колхозников, на котором присутствует не меньше двух третей членов колхоза». А вот и еще одна выписка из сотен подобных его высказываний: «Можно выработать какой угодно правильный севооборот «вообще», но провести в жизнь, воплотить в производстве можно только конкретный севооборот, локализованный по отношению к какому-нибудь в природе существующему колхозу. Все остальные способы будут «академическими», т.е. простыми канцелярскими отписками, производственное значение которых равно нулю». Думал ли он, что травополье можно осуществить быстро?

Нет, конечно. В 1935 году Василий Робертович писал: «Не следует рассматривать изложение этой схемы как предложение немедленного ее осуществления. Я отчетливо отдаю себе отчет в неосуществимости такой попытки. Но чтобы правильно и безошибочно подойти к плановой последовательности проведения социализма, необходимо четкое осознание всей системы во всей ее полноте». Читатель может сказать: как ловко подобраны цитаты, чтобы снять с Вильямса обвинение в шаблонном насаждении травополья! Да, цитаты подобраны специально для этого. Потому что бывало подбирались и другие цитаты с одной только целью-противопоставить Вильямса ученым, проповедующим иные агрономические идеи. Бывало даже, что, пользуясь пристрастием Василия Робертовича к революционной фразе, не стеснялись напоминать и такие его слова, обращенные к оппонентам:

«Пора обдумать свои позиции. Нельзя шутить с огнем. Нужно ясно осознать, на какой стороне баррикады стоишь», высказываясь подобным образом, Вильямс и сам шутил с огнем. Но разбираясь в борьбе мнений, нельзя выступать против одной крайности и сразу впадать в другую. И сколько бы не критиковали Вильямса, все таки нельзя сбрасывать со счетов тот бесспорный факт, что в травопольной системе ему прежде всего виделась правильная организация сельскохозяйственной территории, «севообороты, наводящие порядок на колхозной земле». Здесь имелось в виду и повышение плодородия почвы, и организация удобрения, и лесомелиорация, и создание прочной кормовой базы для животноводства. Помимо всего прочего, многолетняя растительность-это еще и надежное средство защиты почв от эрозии всех видов. Не случайно в последние годы во всех эрозионноопасных районах Казахстана и Алтайского края введены почвозащитные севообороты с многолетними травами.

Во всех построениях Вильямса было уязвимое место. Значение структуры почвы он возводил прямо-таки в абсолют: «Требования плодородия почвы могут быть осуществлены только при одном условии: почва должна обладать определенной структурностью, она должна представлять из себя комковатую массу, все элементы в почве должны быть связаны в мелкие комки, от 5 до 10 мм в диаметре» (позднее он писал «от1 до 10 мм»).

Только такая почва, по мнению Вильямса, может удовлетворить потребность растений в воде и питательных веществах. Между тем, конечно, надо было разрабатывать приемы агротехники и для огромной части почв, не обладающих необходимой структурой. Нельзя же было, в самом деле, ждать создания хорошей структуры и тогда только вносить в почву питательные вещества!

На вопросе о питательных веществах он, впрочем, не любил долго останавливаться. Он, вообще, считал, что удобрения, внесенные в бесструктурную почву, будут вымыты водой, прежде чем растение их усвоит. Еще в самом начале научной и педагогической деятельности Вильямса курс об удобрениях был выделен из общего земледелия и передан Д. Н. Прянишникову. Оба с большой охотой пришли к такому разделению. Но с годами их отношения усложнились. Они действительно придерживались крайне противоположных точек зрения относительно того, каким путем следовало направить развитие сельского хозяйства. Прянишников считал травопольную систему экстенсивным путем развития и настаивал на интенсивном пути-на развитии промышленности минеральных удобрений.

Обоих ученых внимательно слушала в Госплане, с обоими очень считались, видя в них крупнейших специалистов мирового класса. Но решения принимались вне зависимости от того, кто из них говорил убедительнее. Оба они умели хорошо аргументировать свои идеи. Решения принимались в соответствии с условиями времени. Вот как говорил об этом Г.М. Кржижановский: «В.Р. Вильямс отнюдь не недооценивает, как это полагали некоторые из его противников, рычагов механизации и химизации, но он умеет и для этих рычагов находить энергетический критерий, доказывая, что нельзя всю цепь действующих в сельском хозяйстве взаимозависимых величин вытянуть вверх неумелым рывком, при котором самая цепь немедленно и неминуемо подвергнется разрыву».

Вильямс расходился во взглядах не только с Д.Н. Прянишниковым. Он резко отрицательно относился к химии почв-тому важнейшему направлению почвенной науки, которое развивал академик К.К. Гедройц. Считал, что агрохимики и химики почв «удобряют почву», в то время как следует «удобрять (подкармливать) растение». Производство и использование минеральных удобрений считал «миллиардными жертвоприношениями».

Не было у него согласия по многим вопросам и с академиком Н.М. Тулайковым, который, работая в Поволжье, не видел возможности приложить теории Вильямса к засушливому земледелию.

Можно было бы сказать здесь и об отрицательном отношении Вильямса к культуре озимых хлебов и о некоторых других его заблуждениях. Теперь, по прошествии стольких лет, о заблуждениях легко судить. Но все они носят слишком специальный агрономический характер, и едва ли уместно останавливаться на них подробно в биографическом очерке. Нам важно охарактеризовать личность Василия Робертовича Вильямса и выявить его положительный вклад в развитие сельскохозяйственной науки.

Все, что делал Вильямс в области теории почвоведения и земледелия, так или иначе поставило бы его в ряд выдающихся деятелей отечественной агрономии. Но мы сказали уже, что советский народ назвал его главным агрономом страны. И это, конечно, не случайно. Начиная с 1921 года Василий Робертович был подлинным государственным и общественным деятелем. Действительный член трех советских академий, непременный консультант многих наркоматов и других учреждений, Вильямс выполнял огромную общественную работу. Он был депутатом Моссовета, членом ЦИК СССР, а затем-депутатом Верховного Совета СССР первого созыва. Его интересовало в те годы все: и подготовка агрономических кадров, и хаты-лаборатории, и пропаганда научных знаний-словом, все, чем жила новая деревня. Наверное, как никто из ученых той поры, он стремился вывести результаты науки из лаборатории на поля. Его 75-летие в 1938 году Москва отмечала в Колонном зале Дома Союзов…

В Постановлении ЦИК СССР о награждении Вильямса орденом Ленина сказаны слова, точно определяющие заслуги Вильямса перед страной-точнее нельзя сказать: «За особо выдающиеся работы в области агрономии, за энергичную борьбу в деле социалистического переустройства сельского хозяйства…»